«Теперь жизни нет». Что происходит в Северодонецке после российской аннексии?
Разрушенные дома, выжженная земля и упавшие от шрапнели деревья — это пейзаж по пути в Северодонецк спустя год после его захвата российской армией.
59-летний Олег сидит один во дворе жилого дома на окраине разрушенного обстрелами города. Его квартира уже непригодна для жизни и может рухнуть в любой момент. «Я провел там одну ночь и все время слышал скрип, это было страшно», — говорит Олег. Сейчас он живет в помещении на первом этаже без водопровода и отопления. В нескольких метрах в проходе между зданиями лежит остов украинского танка.
Когда Россия начала полномасштабное вторжение в Украину, Северодонецк и соседний Лисичанск были главными опорными пунктами сил Киева в Луганской области. Город пал в конце июня 2022 года после нескольких месяцев обстрелов и уличных боев.
Большая часть местного населения бежала, но тысячи людей во время блокады города остались жить в бункерах и подвалах без отопления, электричества и водопровода. «Мы думали, что это скоро закончится», — вспоминает Олег, который провел три месяца в церковном подвале. По официальной статистике, в ходе боев погибли более 1000 мирных жителей, около 80% зданий были частично или полностью разрушены.
Полупустые улицы города наполнены пропагандой: на главной площади можно увидеть фотоинсталляцию, демонстрирующую достижения России в области технологий и культуры. Неподалеку стоит рекламный щит в поддержку «Единой России», победившей на сентябрьских выборах, первых с тех пор, как год назад Москва заявила об аннексии Луганской области.
Выборы, как и референдум об аннексии, состоялись несмотря на отсутствие в регионе подавляющего большинства жителей. По данным местных властей, сейчас здесь проживает 32 000 человек, а довоенное население города составляло 100 000 человек.
По словам местных властей, жизнь постепенно возвращается в Североднонецк: несколько школ открылись, а малый бизнес возобновил работу. «Мы долго ждали Россию», — говорит 58-летняя Светлана, продавщица гастронома на центральном рынке. Как и многие горожане, она была недовольна политикой украинских властей, которая, по ее мнению, дискриминировала местное русскоязычное население и навязывала использование украинского языка. «Они обращались с нами как с людьми второго сорта, — говорит Светлана, которая прошлой осенью проголосовала за то, что Россия называет «воссоединением» с Луганской областью. — Мы вернулись домой, Украины для меня больше не существует».
«Донбасс — это Россия», — говорит 48-летняя Елена, еще одна продавщица. Во время боевых действий она бежала на подконтрольную России территорию и недавно получила российское гражданство.
Жители Северодонецка, уехавшие на Запад, склонны более критично относиться к России. 32-летняя Юлия бежала в Польшу со всей семьей, когда началась война, а сейчас живет в Бельгии. Пока квартира ее родителей цела, но возвращаться она не планирует. «Я принципиально не хочу жить в России, — сказала она. — Для меня Россия — страна-агрессор. Они лишили меня дома, моей жизни».
Крестовоздвиженский храм на окраине Северодонецка почти не пострадал от обстрелов. 68-летняя Любовь Алексеевна, помощница хранителя храма, собирает пожертвования на устранение повреждений, нанесенных колокольне. «Мы все отстроим, Бог нам все даст», — говорит Любовь, потерявшая квартиру и теперь живущая в храме.
Рядом с церковью, в заросшем поле, установлены сотни деревянных крестов, некоторые из которых украшены изображениями и цветами. Это могилы мирных жителей, погибших во время осады города и похороненных на импровизированном кладбище. Тишину нарушает далекий артиллерийский огонь. «Я не понимаю эту войну, для чего она нужна, — говорит Любовь Алексеевна. — Но если Бог допустил это, значит, мы виновны».
